Елена Фанайлова: Владимир Высоцкий – один из популярнейших людей России. По социологическим опросам, он занял бы второе место после Гагарина, а в кое-каких из них даже выходит на первое место. Всенародный любимец, человек-легенда. Высоцкий – наше все, потому что он создал такой мир, в котором мы все жили и продолжаем жить. Мы не всегда мечтали о таком мире, но тем не менее, это точнейший барометр. Кажется, что о нем сказано все, и хочется говорить еще. Кто он для вас?

Влад Маленко: Таинственный поэт.

Сергей Жильцов: Слово "явление" очень плохое, его пришпилили Высоцкому – феномен, явление. Он совершеннейший продукт своего времени, причем необходимый. Когда мы говорим – 60-е, 70-е, 80-е даже, фамилия Высоцкий совершенно рифмуется с этими датами.

Елена Фанайлова: Моя подруга, музыкант, на днях сказала: "Мне казалось, что его время уже прошло, что наша любовь к нему, молодая, уже позади, что все, что мы знаем из его песен, мы знаем по своей жизни тоже. И вдруг я недавно начала его переслушивать и подумала: бог ты мой, как же это актуально…"

Влад Маленко: Пушкинская "милость к падшим" присутствует в нем по-настоящему. Все люди, от географических до социальных краев, не видят снисхождения к себе, они видят абсолютно человеческое, сердечное, братское отношение, сидящего на одной ступеньке с ними человека, прикуривающего и дающего им огонек. Умевшего при тяжелых утратах, когда тебе грустно, казаться естественным и простым, а еще и веселым. Как говорил Шпаликов, "…в бури, в житейскую стынь, при тяжелых утратах и когда тебе грустно, казаться улыбчивым и простым"… А еще и веселым – когда Шпаликов видел что-нибудь грустное, он говорил: "Смешно". У Высоцкого есть это "смешно", есть подлинная "милость к падшим". Он Ваню, Зину из магазина, меня, Влада, и Серегу не считает публикой, сидящей ниже него. Он вместе с нами за столом. И главное, что есть у настоящего поэта, и тетя Маня может сказать: "Ой, господи, я же думала об этом всю жизнь, а он сказал в трех словах", – и какой-нибудь врач, и атомщик, и военный так же скажет.

Елена Фанайлова: Его любили все, от дипломатов до сантехников. Актуальность – не в его ли едкой сатире тут дело?

Сергей Жильцов: Юмор, сатира и смех помогают бороться со злом. Стоит памятник у Петровских ворот, и я принимал участие в его создании, даже лепили его с меня. Хотели сделать надпись: "Не поставят мне памятник в сквере, где-нибудь у Петровских ворот…" Но люди будут ходить и говорить: "Что за чувак странный, написавший, "не поставят памятник" у Петровских ворот, а памятник ему стоит?" Это какой-то казус непонятный. И я предложил взять фразу из стихотворения Высоцкого: "Я насилье презирал…" Человек, достойный стоять за спиной Александра Сергеевича Пушкина, может стоять только с такими строками. Очень жалко, что эти строки не выбили на граните. Возвращаясь к теме смешного, замечу, что одна из самых грустных песен Высоцкого, знаковых песен – к фильму "Бегство мистера Мак-Кинли", которая туда не вошла, "Не долюбил". Он поет: "Смешно, не правда ли, смешно…" Там есть лирика, там есть тоска, грусть, даже паника, но никакого смеха нет, а поет он про то, что это смешно.

Елена Фанайлова: Я буквально вчера начала читать книгу о Венедикте Ерофееве, которая получила приз, и там любовь к смешному, умение видеть во всем смешное, описывается как одна из главных черт его характера. Это удивительно, но это поколенчески очень совпадает.

Влад Маленко: Белинский говорил про Федора Михайловича Достоевского: "Одна из ваших главных граней таланта – это юмор". И Высоцкий, кстати, очень любил Достоевского.

Елена Фанайлова: Он должен, по идее, любить Есенина, неслучайно эта перекличка с Есенин-центром, и в народном сознании он с ним связан. Но Достоевский – это удивительно.

Влад Маленко: Кстати, есть клише, что Есенин – умнейший русский парень, тончайший человек, и я всем советую прочитать "Ключи Марии", которые он написал в 1918 году как манифест своего творчества и творчества своих собратьев.

Елена Фанайлова: Я вспомнила о Есенине даже не как о стереотипе их сравнения, хотя это тоже работает. Я вспомнила о монологе Хлопуши. Кто-то из литературоведов говорил, что их интонации совпадают, если слушать Есенина, который сам читает Хлопушу, и то, как это делает Высоцкий. Это очень совпадает по темпераменту, даже по темпоритму.

Влад Маленко: Желание русского человека дойти до предела, о чем говорил Достоевский. "У бездны на краю… есть упоение в бою" – это Пушкин, "Маленькие трагедии".

Елена Фанайлова: Да, неслучайно Дон Жуан – одна из крупных последних запоминающихся киноролей Высоцкого.

Влад Маленко: Высоцкий продолжает образ коней в литературе. Это древнейший образ, из Древней Греции и Рима. Мы помним, что Гоголь сделал с ними в русской литературе, пушкинских коней, у Блока кони… И вдруг Высоцкий – привередливые кони, которые скачут прямо по краешку. Он мощно тянет традицию.

Сергей Жильцов: Кстати, год назад поклонники попросили меня поговорить с Мессерером, что Высоцкий думал о Венечке Ерофееве. Евгений Попов мне сказал: "Конечно, он читал его, и кони – точно из Венечки взято". Высоцкий ездил с полуподпольными концертами по стране. Он делал интермедию – пел военную песню, потом его приятель, в данном случае Иван Сергеевич Бортник, читал какое-то из произведений, допустим, Самойлова, Гудзенко. И Бортник ему говорит (это даже есть в воспоминаниях), когда они выступали в день рождения Высоцкого, в 1978 году: "Володя, а почему ты не поешь "Купола"? Замечательная же песня". – "Во-первых, она сложная, а во-вторых, как, посередине концерта…" И тут предлагает: "А давай мы сделаем так же, как интермедия. Я буду читать что-то из Есенина, а ты споешь "Купола", и мы скажем, что это фрагмент из спектакля "Пугачев". Мы нашли рабочую запись Высоцкого, кассету, он записывал Диму Межевича, который был большим поклонником и знатоком Вертинского, как и Высоцкий. Там они сидят в номере гостиницы, на фестивале в ГДР, посвященном Брехту, "Таганка" поехала, и репетируют – Межевич поет "Купола", Бортников ему подпевает. Слышно, что дверь открывается, кто-то говорит: "Здорово, ребята", – это Высоцкий пришел. Они решили показать ему, как Бортник читает фрагмент, а Дима Межевич начинает петь "Купола". Высокий говорит: "Нет-нет-нет… Дима, ты играй", – и начал петь сам. Таким образом, у нас эти все письма на выставке.

Влад Маленко: Еще была история с топориками и Золотухиным. Он говорил: "Мы выступали с Володей…" Бортник мог, кстати, под настроение называть его – Вольдемариус. Он говорит: "Мы выступали в Новокузнецке, и кузнецы нам подарили на концерте топорики". Одинаковые сувенирные, декоративные топорики подарили Золотухину и Высоцкому. Золотухин отдал топорик Высоцкого каким-то друзьям. Высокий говорит: "Валер, где мой топорик?" – "Я подарил твой, это мой топорик, Володь". – "Валера, верни мне мой топорик. Мне подарили топорик", – настроение такое. Золотухин предлагает: "Возьми мой, он такой же". – "Я тебя не просил дарить мой топорик, верни мне его, пожалуйста". Золотухин рассказывает: "Я пошел, мне стыдно, догнал этих людей… В общем, принес топорик".

Елена Фанайлова: Это было принципиально.

Сергей Жильцов: На выставке есть вещи, адресованные самому Ивану Сергеевичу Бортнику, пластинки, письма. Но там справа есть витрина, на ней лежат вещи, адресованные Владимиру Высоцкому.

Елена Фанайлова: Иван Бортник – знаменитый Промокашка из "Место встречи изменить нельзя", он замечательный, великий актер театра. Но увы, жизнь устроена так, что даже Высоцкий переживал, что его не тиражируют, что мы все зависимы от кино, от тиража, и люди прежде всего узнают актера по киноролям, это жестокая реальность.

Сергей Жильцов: И "Зеркало для героя" – надо сказать обязательно.

Елена Фанайлова: У него было много замечательных ролей, но эта как будто знак, все ее вспоминают.

Влад Маленко: Ему адресована песня: "Ах, милый Ваня, я гуляю по Парижу…" И по первым строчкам назвали выставку.

Сергей Жильцов: Высоцкий на гастролях говорил: "У нас есть Ваня и Зина". Зина – это недавно ушедшая от нас Зинаида Анатольевна Славина, и вот Иван Сергеевич. Хотя песня не им адресована…

Елена Фанайлова: Есть собирательная народность этих имен. Бортник был безумно начитанным человеком, из очень образованной, интеллигентной семьи, и их дружба была дружбой фигур, которые считали друг друга равными.

Сергей Жильцов: Я думаю, что Иван Сергеевич – это довольно трагическая фигура. И точки соприкосновения с ним Высоцкого не связаны с тем, что на поверхности. Он критиковал какие-то песни, говорил: "Что ты пишешь о том, о чем не имеешь никакого представления?" – они даже ругались. Как у многих, у них были периоды охлаждения, в последние годы они вообще мало общались, не были близкими. Но это фигура, которую еще предстоит изучать нам всем. Владимир Семенович наверняка это все знал, и поэтому среди писем, адресованных Высоцкому, которые Высоцкий отдал Бортнику, особо смешные Иван Сергеевич хранил до самой смерти.

Елена Фанайлова: Что еще удивительного есть на этой выставке? Например, столик из гримерной театра.

Влад Маленко: Тут удивительно то, что все, кто причастен к этой выставке, отнеслись к ее созданию с горячими носами. Это не просто по стенам висящие экспонаты, а кусочек времени, кусочек "Таганки". Хотя очень небольшая площадь, но сюда люди попадают, как в волшебную коробочку, и оказываются в мире "Таганки". В момент открытия тут было очень много народу, и я пошутил тогда, что тут "Таганки" по духу больше, чем было в Театре на Таганке. Пришли люди с таганскими глазами, я вдруг распознал эту породу, этих недобитых интеллигентов, воспитанных Юрием Петровичем и всей этой замечательной плеядой. И конечно, здесь подлинные вещи, настоящий столик Высоцкого, как и автограф Анны Андреевны Ахматовой, который хранился в семье Бортников, подаренный его отцу Сергею Васильевичу, который, видимо, помогал большим поэтам. А какие надписи здесь на книгах. Например, Виктор Петрович Астафьев пишет: "Ваня, береги себя. Тебе еще предстоит сыграть моего папу". С каким доверием большущий писатель относится к большущему актеру. А какие здесь письма и нежность Высоцкого. И вообще, красиво все.

Елена Фанайлова: Да, работа художника потрясающая, очень эффектная.

Влад Маленко: Спасибо Сергею Попову. Открою вам секрет. Департамент культуры города Москвы, который мы очень благодарим, выделил нам деньги на эту выставку, но потрачено больше.

Елена Фанайлова: Сергей, продолжим о выставке, дорогие вашему сердцу экспонаты?

Сергей Жильцов: 4 января был год, как Иван Сергеевич ушел от нас. Говорили, что у него ничего не сохранилось, он переезжал. Для меня стало откровением, когда я узнал, что делается выставка, и на ней присутствуют раритеты – письма Высоцкого, адресованные Ивану Сергеевичу, и так далее. Была поездка в Париж, 1975 год, не первая уже для Высоцкого. Сохранился его дневник тех времен, несколько страниц в этом дневнике посвящено эротическим фильмам, "Эммануэль". Песня про "Милого Ваню" об этом и есть. Оказывается, эротические фильмы не были и на Западе в порядке вещей, один или два вышли только в конце 1974 года, чуть-чуть пошли на экранах, и их запретили. А в Штатах запретили сразу, и потом на несколько лет их положили на полку. Высоцкий с Мариной ходили в кинотеатр, все это смотрели легально. Я всегда думал, что это обычное дело – приехал в Париж и посмотрел такой фильм, а оказывается, это целая история, которая для него была событием. И что касается песни, он это все зарифмовал, Ивану Сергеевичу в письме прислал буквально две строки. И в марте 1975 года он, будучи вместе с Мариной Влади в гостях у Олега Халимонова в Лондоне (это друг Высоцкого с юношеских лет, с Большого Каретного), спел там первый куплет этой песни: "Я гуляю по Парижу…" Песня забылась напрочь, он ее больше никогда не пел. Может быть, мы о ней ничего и не знали бы, но Зинаида Анатольевна заболела в 1978 году, попала в больницу, отменили спектакль, а билеты были проданы. Тогда Высоцкий или Золотухин, сказал: "Давайте, Юрий Петрович, мы сделаем вместо этого концерт. Так появился будущий спектакль-концерт Театра на Таганке, который тогда имел названия "Срезки", "Работа есть работа" и "В поисках себя", а когда он устаканился, стал называться "В поисках жанра". Там Высоцкий был ведущим, выступали Филатов, Золотухин, Межевич, актеры пантомимы. Любимов принял это как спектакль, что-то подретушировал, подредактировал, и 21 июня 1978 году его выпустил. Высокий там пел свои свежие песни, шесть или семь. Они ездили с этим концертом, Иван Сергеевич читал стихи и вдруг вспомнил, что у него есть песня про Ваню, решив, что будет любопытно вставить ее в спектакль. 28 сентября 1978 года Высоцкий поет "Ах, милый Ваня", по-моему, в Кисловодске. А в записи этого спектакля "В поисках жанра", которая сохранилась, он так и представляет: "Это песня называется "Письмо Ване Бортнику из Парижа"…В общем, песня получилась, и потом он говорил просто, что это письмо другу из Парижа.

Влад Маленко: Он говорил, что это не песня, а зарисовка.

Елена Фанайлова: Аудиочасть выставки – одна из версий песни "Райские яблоки". И это тоже удивительная история про коней, которые участвуют в перегоне между раем и адом.

Влад Маленко: Мы нашли на кухне у Феди Бортника под ящиком с яблоками еще одну коробку, там лежали кассетки и катушки.

Сергей Жильцов: Иван Сергеевич мне рассказывал об этом еще в 90-е годы, когда я делал пятитомное собрание сочинений Высоцкого, что у него есть рукопись, беловик "Ярмарки". Мы ее нашли, он мне подарил кассету "Райские яблоки", где он первый раз ее поет. Он сказал, что Высоцкий подарил ему еще песни к фильму "Единственная дорога". А что касается этой кассеты, там 17 минут. И именно на Радио Свобода нашли последнюю запись с "Райскими яблоками", в Калифорнии, у Майкла Миша. Это тоже сложная и драматическая песня.

Елена Фанайлова: Да, конечно, очень много там и русской метафизики, и буквально Данте. Там не понимаешь, из какого мира в какой человек переходит. Он вроде бы говорит о рае, а потом оказывается, что у ворот райских сидят зэка, и это совершенно потрясающе, как он возвращается опять к лагерной теме, с которой начинал в молодости.

Сергей Жильцов: Там малиновый звон, "с криком в рельсу стучи", там бичи, там в вариантах есть совершенно конкретные персонажи, и это все навеяно, песня посвящена Вадиму Туманову. Высоцкий поехал в Иркутск в июне 1976 года, и эти наброски, видимо, появились там. Допустим, Высоцкий написал текст, мается с ним несколько месяцев, потом вдруг спел где-то у друзей или на концерте какой-то фрагментик, и ему не понравилось. Она опять легла на полку. И "Кук" так же был написан в 1971 году, а появился практически в 1978-м. И "Райские яблоки" он вынашивал долго, потому что Вадим Иванович – фигура большая, не оцененная до сих пор. По рассказам Туманова, Высоцкий это все, как он говорил, зарифмовал, это все вылилось на бумагу. И именно об этой первой записи Высоцкий сказал: "Я посвящаю ее своему другу Вадиму, а исполняю Марине Влади", – то есть там два посвящения.

Елена Фанайлова: Да, там одна из финальных строк – про друзей и про жену.

Сергей Жильцов: Да.

Елена Фанайлова: "Ты меня из рая ждала" – не с войны, не из ада, что поразительно.

Сергей Жильцов: Он ее называл на концертах "Жди меня" и говорил: "Но раз песня с таким названием уже есть, пусть это будет песня без названия". Я, как составитель, текстолог, издатель Высоцкого, считаю именно этот, первый, вариант основным, который начинается так:

Я когда-то умру – мы когда-то всегда умираем, –

Съезжу на дармовых, если в спину заколют ножом.

Убиенных щадят, отпевают и балуют раем,

Не скажу про живых, а покойников мы бережем.

Он потом это переделал, и у него получилось: "Я однажды умру – мы однажды всегда умираем…" То есть он убрал внутреннюю рифму, но добавил несколько куплетов и припевы. От припевов он тоже потом отказался. 1 июня 1980 года, он написал текст "Две просьбы", это одно из последних стихотворений. Его суть – перелопаченные припевы к "Райским яблокам".

Влад Маленко: Мне сейчас пришла мысль в голову, что в 1970 году, когда 40 лет прошло со дня ухода Маяковского, не было таких дотошных маяковсковедов, как Жильцов, но так же боролись за корону поэта, чтобы разделить его славу. Мы на таком же расстоянии сейчас от фигуры Высоцкого, и начинаем понимать масштаб этой фигуры. А мы сейчас все понимаем, что Высоцкий со своей простотой оказывается умен, как никто.

Елена Фанайлова: Но он вовсе не так прост. Я слышу или вспоминаю споры о том, поэт он или прежде всего автор песен, актер. Конечно, он огромный поэт. Он очень образованный, начитанный, очень фундированный поэт. Одним из его учителей был Андрей Донатович Синявский, и это сразу объясняет очень многое и про образованность Высоцкого, и про его подход к литературным пластам. Мы напомним, что Синявский – это автор "Прогулок с Пушкиным", это одно из самых легких и иронических, игровых произведений о классике. Если вспоминать, как Высоцкий обходится с разными слоями речи, с культурой и так далее, тут преемственность очевидна. Это объясняет во многом и фронду Высоцкого по отношению к власти, и вообще много чего объясняет. Это удивительно, когда вспоминаешь или читаешь даже сейчас. Общенародная любовь практически сразу, моментальная популярность, и цензурирование даже после смерти. Только после перестройки его начали выпускать без купюр.

Сергей Жильцов: Когда мы с Натальей Анатольевной Крымовой делали книгу "Избранное", она говорила нам всем, кто принимал участие в этом проекте, памятуя, вероятно, оттепель: "Это, наверное, последнее. Поэтому мы должны все это сделать так хорошо, насколько можно, потому что потом, наверное, уже ничего не будет". Наталью Анатольевну я считаю одним из своих учителей. Она в юности, как и я, занималась изучением Маяковского в школе, и было отнюдь не все так просто, им запрещали, а они все переписывали, и там даже были трагические истории.

Влад Маленко: Есть еще одна ипостась, которую Блок подметил: "Там жили поэты, и каждый встречал другого надменной улыбкой". То есть, помимо сложных социальных взаимоотношений Высоцкого, были сложные взаимоотношения с цехом поэтов, которые тоже считали его недопоэтом.

Елена Фанайлова: Есть известный эпизод, когда Бродский подарил ему в Нью-Йорке свою книгу с надписью "поэту" или "большому поэту", "великому поэту", и Высоцкий был счастлив, как ребенок, потому что это было признание на равных.

Сергей Жильцов: Я все-таки не обольщался бы. Бродский других поэтов не любил, как известно. В 1976 году он не был так популярен, как сейчас, не считался наследником Ахматовой. А Высоцкий, конечно, гордился, ему было приятно это признание, потому что здесь его никто особенно не признавал.

Влад Маленко: И главное – не было книжки. Это очень важно для поэта.

Елена Фанайлова: У поэта, у литератора должна быть книга, конечно.

Сергей Жильцов: Он пытался пробить в печать стихи, Смехов ему помогал, но единственное, что рассматривали относительно серьезно, – это публикация стихов и песен в "Авроре", которая тогда так и не вышла в результате. Она вышла только в 1987 году. Я вспомнил из "Подстрочника" рассказ Лунгиной, она потрясающе рассказывает о том, как приехала из Германии сюда ребенком, пошла в советскую школу учиться: "Я думала, что я больна… они все думали одинаково… я такая другая…" Высоцкий пел всегда, что "я скачу иначе", не как все.

Елена Фанайлова: Высоцкий писал так, как будто цензуры не существует. Что поразительно, он же малый из довольно простой семьи, а буквально подростком проявляет себя как какой-то невероятно талантливый человек.

Сергей Жильцов: А может быть, тоже потому, что он приехал из Германии, как Лунгина.

Влад Маленко: Владимир Иванович выбрал для своего юбилея спектакль Пристли "Он пришел". Роль, которую он играл на поселении, досталась мне – Эрик в этой семье. А моими родителями в этом спектакле был дядя Боря Иванов (потрясающий актер, фронтовик, изысканный, интеллигентный человек; у него с войны не видел почти один глаз, и рука не работала) и Нина Дробышева. Сестра – Валюшкина, ее жених – Домогаров, только пришедший в Театр Моссовета из Театра Советской Армии. Приходил, как совесть и как инспектор, Жженов, я оставался на десять минут с ним один на сцене, и он меня допрашивал. Когда мы ездили на гастроли в Сибирь, где-то шли, и я решался на разговор, спрашивал: "Как там, Георгий Степанович… А это…" – и цитировал, в том числе, Высоцкого. Он всегда отвечал скупо, но понятно было, что песня про "Райские яблоки" – и про него. Он может разделить с Тумановым адрес этой песни.

Елена Фанайлова: То, что Высоцкий в столь молодом возрасте интересуется, заступается за этих людей, это, конечно, невероятно.

Влад Маленко: Заступается как старший, он молодец, конечно. У Достоевского в "Братьях Карамазовых" есть фраза: "За людьми надо ходить, как за детьми". Мне кажется, что Высоцкий ходил за людьми, как за детьми, и в этом есть его сердечность.

Елена Фанайлова: Последнее хотела спросить, в качестве блица. Жеглов или Гамлет?

Влад Маленко: Фон Корен.

Сергей Жильцов: Жеглов, наверное.

Елена Фанайлова: И два слова о том, как он переживал Гамлета, не спал ночами.

Сергей Жильцов: Он вообще не спал после серьезных спектаклей. Когда я делал пятитомное собрание, мне Всеволод Абдулов, тоже один из моих учителей, сказал, что Галилей был для него первой серьезной большой ролью, которую он очень любил. Потом, конечно, Гамлет. И Свидригайлов, и даже поэтические спектакли…

Влад Маленко: Любимов говорил: "А я привязал его палец в "Гамлете" резинкой, чтобы он указывал на могилу. Я ему говорил: ты указывай, вот же у тебя адресат – кости лежат. А ты все куда-то смотришь, какой-то ты принц из себя…" "У нас было восемь вариантов появления призрака, – Высоцкий рассказывал, – и я влюбился в один из них. Поставили огромное зеркало. Я держал фонарик, говорил: "Ты пришел, отец?" – разворачивался, включал зеленый, фонарик отскакивал в мое лицо на четыре-пять метров, и я измененным голосом говорил: "Да". Я, счастливый, пошел, ночь не спал, утром прихожу на репетицию, а Любимов говорит: "Все убираем. Володя, вообще без всего. Шопен (Шаповалов), ты просто отвечай из-за сцены". У меня руки опустились". Режиссер решил. Я ждал 20 лет, подловил Любимова и говорю: "Юрий Петрович, почему вы убрали вот такой вариант?" – "Я хотел чистый стиль. Давид сделал эти свитера, и не надо никаких фокусов".

Сергей Жильцов: Высоцкий, кстати, этот же момент использовал, когда хотел сыграть Воланда в "Мастере и Маргарите", и Любимов его выгнал со сцены. Высоцкий роли Гамлета не просто добивался, а он ее придумал, потому что у Любимова в планах ничего этого не было. Он ходил за ним, как хвостик, как сам Высоцкий сказал на концерте, и просил: "Поставь Гамлета". А Любимов собирался поставить "Хроники". В управлении культуры стали что-то смотреть, сказали, что что-то опять не так, а "Гамлет" – очень все просто, хорошо, поставим "Гамлета".

Влад Маленко: Мы репетировали "Хроники" через 20 лет, мне понадобился череп, Лариса принесла, и я по энергии почувствовал, что он настоящий. И вдруг у нас в театре все стало рушиться, актриса упала, чуть ни разбилась, короче, решили пригласить священников. Пришла огромная процессия – священники, кадила, песни, все ходят по всему театру. И тут я думаю: у нас же не похороненный череп. Я отцу Геннадию говорю: "Надо захоронить, батюшка". И к Ларисе: "Отдавай". – "Но это же реквизит. Меня уволят". – "Но это же мощи". В общем, отец Геннадий унес.

Елена Фанайлова: Рушиться перестало?

Влад Маленко: В результате все разрушилось вконец.

Сергей Жильцов: Еще быстрее.

Елена Фанайлова: Владимир Высоцкий – универсальная величина, как звезда, как астероид, как планета. Даже удивительно, что он был спорной величиной. Но при всей универсальности он остается вопросом для всех людей, которые его любят, им интересуются, и его исследуют. И наш сегодняшний разговор был не об ответах о нем, а о вопросах, которые он продолжает нам задавать.