В Международном "Мемориале" открылась фотовыставка, посвященная Колыме – лагерной и той, которой она стала сейчас, то есть спустя более полувека после того, как ее покинул писатель Варлам Шаламов. Названием выставки послужила строчка "У времени в тени" из стихотворения Шаламова. Она оказалась пророческой и теперь имеет отношение не только к Колыме времен ГУЛАГа. Магаданская область превратилась в депрессивный регион.
Выставка – это результат двух экспедиций на Колыму, организованных в прошлом и в этом году редакцией сайта Shalamov.ru и Вологодским отделением Российского географического общества, что не случайно, ведь автор "Колымских рассказов" Шаламов родился в Вологде.
Можно было бы ожидать, что выставка будет мрачной и страшной. Однако она скорее меланхоличная и созерцательная. В пустых городах и там, где прежде были лагеря, место человека занимает природа. Здесь все в буквальном соответствии с присловьем "было и быльем поросло". Былье, то есть травы, буйствуют на территории, где существовала больница для заключенных "Беличья". В ней трижды побывал в качестве доходяги Шаламов. От больницы не осталось и следа. Снимок снабжен цитатой из рассказа "Перчатка":
"Документы нашего прошлого уничтожены, караульные вышки спилены, бараки сровнены с землей, ржавая колючая проволока смотана и увезена куда-то в другое место. На развалинах Серпантинки процвел иван-чай – цветок пожара, забвения, враг архивов и человеческой памяти.
Были ли мы?"
Все представленные на выставке снимки созданы московским фотографам Эмилем Гатауллиным, который сообщает, что этот проект посвящен шаламовской географии Колымы:
– Он изначально задумывался так, чтобы посетить все те места на Колыме, которые каким-то образом связаны с Шаламовым: в которых он бывал сам или которые упоминаются в его произведениях. Конечная цель нашего проекта – издание сборника с фотографиями, с текстами, с какими-то отрывками из произведений Варлама Тихоновича. Помимо "Мемориала" выставка с точно таким же составом фотографий открывается в Вологде. Возможно, со временем она будет показана и в Магадане, переговоры об этом ведутся.
Колыма очень сильно изменилась с шаламовских времен. Из более-менее хорошо сохранившихся я знаю только два лагеря – это "Днепровский" и "Бутугычаг", где добывался уран. Остальное в свое время было просто сровнено с землей. Бульдозерами сносили остатки лагерей, чтобы забыть то время и все, что с этим связано.
– Эти два лагеря, о которых вы говорите, законсервированы или, может быть, даже музеефицированы?
Произведения Шаламова тоже, в общем-то, лишены цвета. Когда я читаю его вещи, у меня перед глазами встает черно-белая картинка
– Нет. Они стоят под открытым небом. Туда приезжают люди, если могут добраться, просто для того чтобы посмотреть. Никакого музея, ничего там нет – ни консервации, ни сохранения. Они естественным образом разрушаются. Например, на моей фотографии, сделанной в "Днепровском" есть разрушающаяся покосившаяся сторожевая смотровая вышка. Там оловянный рудник был. И там остались развалины фабрики, какие-то рельсы, какие-то предметы обихода, консервные банки, старая ржавая посуда, гвозди, костыли, которыми скрепляли рельсы. Вагонетки есть старые.
– И это никак никто не охраняет, не сохраняет?
– Нет, ну что вы! Это никому не нужно. Если так дальше будет продолжаться, то через несколько лет там природа возьмет верх. Так же как, например, случилось в больницей под названием "Беличья". На этом месте сейчас просто пустырь. Там болото вокруг, и все разрослось. Не осталось никаких следов.
– В таком случае, как вы это место определили?
– Нам помог местный краевед Иван Паникаров. Он нас туда привез, показал, где конкретно находилась эта больница.
– Почему вы решили всю серию колымских снимков сделать черно-белой?
– Во-первых, это просто моя любовь – черно-белая фотография. Я уже 15 лет снимаю на черно-белую пленку. Во-вторых, сама тематика не очень подразумевает цвет. Произведения Шаламова тоже, в общем-то, лишены цвета. Когда я читаю его вещи, у меня перед глазами встает черно-белая картинка, – говорит Эмиль Гатауллин.
Участник двух колымских экспедиций главный редактор сайта Shalamov.ru Сергей Соловьев говорит, что сейчас Колыма – это территория городов-призраков и поселков-призраков. В одних населения нет совсем. В других число жителей катастрофически сократилось:
– Казалось бы, Колыма, прежде всего, ассоциируется именно с лагерным периодом, периодом сталинских репрессий. Однако когда сейчас об этом заходит речь, у многих колымчан вызывает раздражение эта ассоциация. Понятно, что человеку не очень приятно постоянно слышать, что он живет на кладбище, тем более что это далеко не всегда так.
Кроме того, важный момент – люди сейчас живут на Колыме в окружении развалин, но развалин не времен "Дальстроя", а развалин того, что было построено в постсталинский период, в 60-е, 70-е, 80-е годы, и то, что было разрушено в 90-е и 2000-е. Конечно, это им ближе. Это их травмирует очень сильно. За последние годы население Колымы существенно сократилось. В 1990 году было 550 тысяч человек населения, а сейчас, по оценке на март 2015 года, население составляет 146 тысяч человек, из которых две трети – это непосредственно Магадан.
Действительно, чудовищные цифры. Вот их иллюстрация. Эмиль Гатауллин сфотографировал карту на автобусной остановке в поселке Дебин. На карте поселок Горный, его не существует. Варюковое – только столовая и автозаправка. Поселка как такового нет. В самом Дебине было около 3 тысяч человек, сейчас живет 800. Рыбного не существует. Поселок Синегорье, поселок энергетиков, там находится рядом Колымская ГЭС, жило более 8 тысяч человек, на данный момент – 2,5-3 тысячи. Сенокосный – 50 человек осталось. Усть-Тосканы по сути нет – одна семья. Мы в августе с ней встречались. "Эльген" – знаменитый женский лагерь, затем поселок с сельскохозяйственным предприятием – на данный момент живет, видимо, пара семей и работники метеостанции. Этот перечень можно продолжать долго.
Лагерных следов на Колыме очень мало. И мы, когда туда отправлялись, не ставили себе с самого начала цель делать протокольную съемку фрагментов руин Дальстроя. Наша задача была, и ее Эмиль Гатауллин реализовал, по-моему, блистательно, – передать не столько изображение артефактов, сколько атмосферу, которая вполне сочетается, как мне кажется, с восприятием "Колымских рассказов".
Показательный пример – это мост, построенный заключенными, причем дважды, через реку Колыму у поселка Дебин. Этот мост мы застали в августе прошлого года, но уже не застали во время второй части нашего путешествия в марте-апреле. Мост практически снесен. Рядом построен новый. Насколько необходимо было это строительство? Мнения тех, с кем мы разговаривали, расходятся. Удалось сделать, по крайней мере, одну вещь. На оставшемся пролете будет установлена стела памяти строителей моста – как тем, кто его строил в 1937 году, так и тем, кто его перестраивал уже из дерева в камень в 1953 году. Подчеркну, что местные власти, магаданские, никаких инициатив, которые со стороны местного населения, со стороны интеллигенции и Дебина, и Ягодного, и Магадана были неоднократно, не поддерживали. Удалось эту стелу "пробить" благодаря непосредственной коммуникации из Москвы, благодаря публикации в "Новой газете" и общению с руководством Росавтодора.
Важный момент: официально память о лагерном времени сейчас на Колыме не поддерживается. Там другая история, другое направление – нужно создавать позитивный образ края. Вскоре после того, как мы вернулись из поездки, удалось увидеть ролик, снятый для программы Дмитрия Киселева о Колыме, в котором звучало, что на местах бывших лагерей открываются школы и детские сады. И дальше показан классический репортаж в стилистике брежневских времен – корабли, бороздящие Охотское море, в путину добывающие рыбу, строящаяся электростанция, горно-обогатительный комбинат и так далее. На самом деле не так.
Историческую память хранят, как обычно, конкретные люди. К примеру, человек, который является золотопромышленником, чья артель стоит на этом самом шаламовском прииске "Спокойный", Владимир Августович Найман. Он по собственной инициативе, без какой бы то ни было поддержки устанавливает памятные кресты на местах кладбищ. Он их разыскивает с помощью других местных энтузиастов. Если бы не эти конкретные люди, не конкретные магаданские историки, то мы бы даже не знали, где это располагалось.
Ситуация, когда новая колымская драма поглощает следы старой, сопровождала нас в течение всей нашей поездки
Одна из конечных точек нашего маршрута – это поселок Кадыкчан. Говорить применительно к Кадыкчану о дальстроевском времени странно, потому что сейчас это памятник тому, что произошло в 90-е годы. Это мертвый шахтерский поселок, в котором было около 10 тыс. человек. Когда мы туда приехали в августе минувшего года, там не было никого. Между тем, это современный поселок городского типа, по сути, маленький город, который в 80-е годы еще строился и который полностью брошен якобы за неэффективностью. Я не экономист, не могу быть специалистом по экономике Колымского края, но факт остается фактом – это поселок шахтеров, который добывал уголь для обеспечения самой Колымы углем. Сейчас многие поселки Колымы отапливаются углем, который завозится из Кузбасса и из Якутии. На Колыме уголь продолжают добывать, но намного меньше, чем раньше. Почему это экономически эффективно, я не понимаю и не понимают многие жители этих самых поселков, которые видят, как на их глазах разрушается то, что они своими руками 15-30 лет назад строили. Есть символичная очень фотография – это бюст Ленина на центральной площади Кадыкчана с большой дырой в голове. Он был расстрелян последними жителями поселка, когда они бросали свои дома.
Вот эта ситуация, когда новая колымская драма поглощает следы старой, сопровождала нас в течение всей нашей поездки, – говорит Сергей Соловьев.
