В США вышел фильм "Розовая вода" (название можно также перевести как "Слащавый"), ставший режиссерским дебютом Джона Стюарта – известного американского политического сатирика, автора и ведущего всемирно известного сатирического новостного "Ежедневного шоу". Фильм снят по мотивам книги иранского журналиста Мазиара Бахари, которого власти Ирана арестовали и пытали во время массовых демонстраций протеста против фальсификаций на президентских выборах 2009 года. Мазиар Бахари ответил на вопросы Радио Свобода.
– Фильм Джона Стюарта основан на событиях, связанных с вашим арестом в 2009 году во время антиправительственных выступлений в Иране, по мотивам книги "Они пришли за мной", соавтором которой вы являетесь. Насколько точно фильм отражает то, через что вам пришлось пройти?
Физические пытки не слишком эффективны – ты либо теряешь сознание, либо падаешь и чувствуешь себя в нирване, тебе кажется, что ты невидим. Но пытать психологически можно сколько угодно, а потом человеком можно манипулировать
– Фильм очень хорошо отражает то, что написано в книге, причем эта трехсот пятидесятистраничная книга описывает историю жизни, историю 118 дней заключения, а также многие воспоминания, связанные с этим, многие другие события. Поэтому книгу пришлось адаптировать для фильма. Но я считаю, что фильм правдивый, в нем есть правда о том, что произошло. Некоторые отличия есть, но, я думаю, это неважно. В нем есть правда о том, что случилось на самом деле.
– В фильме описываются психологические пытки, которым вас подвергали, включая одиночное заключение, допросы, проводившиеся следователем, прозванным вами "слащавый" за его парфюм с запахом роз. Но физические пытки, через которые вы тоже прошли, в фильме не присутствуют. Почему?
– Мы не хотели показывать физические пытки. Прежде всего потому, что не хотели шокировать ими зрителей. Сейчас выходит много фильмов, где показывают пытки, эти фильмы напоминают жесткое порно, и мы не хотели делать что-то подобное. Джон Стюарт с самого начала не хотел, чтобы пытки были показаны. Но на заднем плане они чувствуются все время. Кроме того, мне кажется, что то, через что я прошел в 2009 году, было аномалией для Ирана и многих других стран. Потому что в большинстве из них нет садизма. Они просто добиваются своих целей, и чаще всего с помощью пыток психологических. Физические пытки не слишком эффективны – ты либо теряешь сознание, либо падаешь и чувствуешь себя в нирване, тебе кажется, что ты невидим. Но пытать психологически можно сколько угодно, а потом человеком можно манипулировать. И самый страшный вид психологической пытки – без сомнения, одиночное заключение.
– Что вы почувствовали, в первый раз посмотрев фильм?
– Перед тем как написать сценарий, мы с Джоном много общались. Мы вначале хотели, чтобы сценарий написал кто-то другой, и предлагали разным людям сделать это. Но они либо были заняты, либо отказывались или хотели слишком большой гонорар. Поэтому после полутора лет раздумий, мы решили заняться сценарием сами. И вместе работали над ним. Я был каждый день на съемочной площадке, наблюдал за съемками, видел первый монтажный вариант. Это был очень волнующий момент, и, я думаю, именно тогда зародилась наша дружба с Джоном. Я помню, как сидел один в монтажной и не знал, что происходит вокруг. Я знал, что фильм не закончен, но уже то, что я увидел, было отличной работой. Нужно было только подправить немного некоторые вещи. А потом я открыл дверь и увидел Джона Стюарта с собакой на руках. Он очень волновался по поводу моей реакции, не знал, чего ожидать от меня. Мне фильм понравился. Я подошел и обнял его, обнял монтажера. И, мне кажется, с этого момента Джон почувствовал, что все делает правильно.
– Как вам вообще работалось с Джоном Стюартом?
Я не жду революции или чего-то еще кардинального. Даже если произойдут небольшие изменения – мне будет этого достаточно
– Прекрасно. Он отличный менеджер, ежедневно управляет огромной командой, его телешоу – это большое производство. Он умеет сотрудничать, открыт к новым идеям и предложениям, и, как многие гении, которых мне приходилось встречать в жизни, быстро впитывает идеи других людей и придает им новое звучание. А еще он очень-очень смешной, и это сильно помогло нам в Иордании, потому что съемки были чрезвычайно трудными. Было очень жарко, был месяц Рамадан, киноиндустрия в Иордании далека от идеала, от готовности нормально работать. Поэтому, чтобы мобилизовать людей, Джону приходилось развлекать их.
– Чему, по-вашему, фильм должен научить зрителей?
– Я хочу, чтобы люди задумались о том, с чем ежедневно сталкиваются журналисты. Не только в Иране, но и во всем мире, в разных странах. В идеале, я хотел бы, чтобы люди смотрели новости, чтобы разобраться, что происходит за сценой, и лучше понимать это. Кроме того, было бы идеально, чтобы фильм посмотрели и иранские государственные чиновники и чтобы они поняли, что этот фильм отражает то, как они действуют. Как смехотворно они выглядят. Как они жестоки. И если у них достаточно здравого смысла – людей со здравым смыслом много в иранском правительстве, они просто служат плохой системе – пересмотреть свои взгляды и попытаться хоть немного измениться. Я не жду революции или чего-то еще кардинального. Даже если произойдут небольшие изменения – мне будет этого достаточно.
– Западные фильмы обычно очень быстро появляются на иранском рынке. Можно ли найти пиратские копии вашего фильма в Иране?
– Я ничего об этом не знаю, но меня не удивит, если уже через неделю-другую фильм появится и в Иране.
– В день, когда мы с вами беседуем, остается всего несколько дней до крайнего срока, к которому международные посредники требуют от Тегерана заключить соглашение по его ядерной программе. Идут разговоры о продлении ультиматума. Как вы считаете, возможное соглашение улучшит внутреннюю ситуацию в Иране? Положение с правами человека?
– Я сомневаюсь, что нынешнее иранское руководство – включая президента и духовного лидера – стремится улучшить ситуацию с правами человека. Я думаю, что будет несколько этапов и, в долгосрочной перспективе, ситуация улучшится. Но в краткосрочной перспективе будут откаты назад – по идеологическим причинам или потому, что материальные интересы некоторых людей будут ущемлены.
